— Кнут тебе дать? — крикнули из толпы.
— Ну да! Не мечом же драться с вашим сотником! Оцарапаю еще.
По толпе пошли смешки, а после вперед протиснулся давешний молодчик с бельмом и протянул Чанбе кнут:
— Держи!
Эдик с улыбочкой разглядывал переданное оружие. Кнут был хорош. Рифленая рукоять продолжалась плетенным из трех ремешков бичом, утончавшимся к концу. Обычно в кончик кнута вплетали шарик или гирьку, и тогда хоть волку хребет перешибай, хоть локоть человеку. А эта тугая плеть, локтей трех в длину, была приспособлена для того, чтобы полосовать и резать, — ее вымочили в молоке, а затем высушили на солнце, с тем чтобы конец кнута сделался острым, как лезвие ножа.
Луцию тоже вручили кнут. Гладиатор поморщился и сказал раздраженно:
— И охота тебе позориться, Эдуардус? Любишь же ты цирк устраивать! Ну ладно, давай изобразим пегниариев, распотешим толпу… Не убью, так хоть отстегаю тебя, гадский коротышка!
«Вот это ты зря сказал!» — подумал Сергий. Эдик не ответил даже словом на оскорбление — он хитро взмахнул кнутом и заарканил ноги гладиатора. Заарканил и дернул за кнутовище, опрокидывая Луция на снег.
— Вставай давай! — грубо окликнул его Чанба, расплетая бич. — Чего разлегся, великан сраный?
Змей вскочил, бледный от бешенства. Взмахнул кнутом, но внук деда Могамчери и тут оказался на ход впереди — его плеть с резким щелчком захватила кнутовище у Луция в руке, тут же выдернула его, донесла до хозяина…
Эдик поймал трофейный бич и щелкнул обоими — звук прошел, как от выстрела дуплетом. А в следующую секунду Чанба нанес два вертикальных удара — бичи свистнули, а Змей взвизгнул, вскидывая руки к голове. Мочки его ушей были рассечены, с них капала кровь, пятная относительно белую тунику.
— Цени мою добрость, — сказал Эдик, отбрасывая оба кнута. — Я бы мог выстегнуть тебе глаза или вовсе лишить ушей, но я человек жалостливый! — Обернувшись к Оролесу, он вежливо спросил: — Победа за мной?
— Ты его одолел! — осклабился «царь», и толпа взревела. Каждый второй из окружавших место для поединка был пастухом и по достоинству оценил умение Чанбы обращаться с кнутом.
— Следующий! — выкрикнул Эдик.
— Разрешите мне? — деликатно осведомился Искандер. — Не желает ли Луций Эльвий сразиться со мною? На мечах?
— Желаю! — брякнул гладиатор, все еще не пришедший в себя от перенесенного позора. Уж на мечах-то он будет первым!
— Как биться будем — одним мечом или сразу двумя?
— Двумя! — оскалился Змей, припоминая победу в Большом Цирке.
Искандеру подали его же полуспаты, отнятые на полонине. Тиндарид поблагодарил кивком и сжал рукояти.
Ярость от унижения и срама все еще клокотала в Луции, поэтому он не стал развивать наступление постепенно, пробуя защиту противника, исследуя его реакцию и нащупывая слабые места. Эльвий с ходу кинулся в атаку, бешено работая обоими клинками. В этот момент он напомнил Сергию шестирукого Шиву, одновременно орудующего полудюжиной мечей. Но и сын Тиндара взорвался движениями — маховые взвивы спат слились в мерцание металлического веера. Противники сошлись. Лобанов завистливо поморщился — такого мастерства ему не достичь, для этого надо упорно заниматься лет с пяти, как Александрос. Удары мечей раздавались так часто, что в уши лез прерывистый звон и заполошный лязг. И вот мутный вихрь металла и плоти распался надвое. Спокойный с виду Искандер поклонился бурно дышащему Луцию. В двух местах туника на сыне Тиндара была рассечена, но лишь одна из прорезей сочилась кровью. А вот у гладиатора обе щеки украсились неглубокими шрамами — от ноздрей к скулам.
— Молодец! — похвалил друга Эдик. — Соблюдаешь симметрию!
Оролес внимательно оглядел противников.
— Ничья! — постановил царь, и Тиндарид поклонился, пряча насмешку.
Сергий с интересом посмотрел на Змея. Тот выглядел потрясенным, но не сломленным — стержень в этом человеке был крепок.
— Наверное, теперь моя очередь, — скромно сказал Лобанов и вышел в середку.
— Чем биться будешь? — спросил Оролес с интересом.
— А ничем! — усмехнулся Сергий. — Хочу просто набить твоему сотнику морду. Пусть, если хочет, оставит себе меч — мне безразлично.
Луций осклабился и разжал пальцы — оба меча упали в снег.
— Уравняем шансы! — сказал он.
Пружинистой походкой гладиатор, повышенный в звании до сотника, приблизился к неподвижно стоящему Лобанову. Неожиданно пригнулся и ударил с левой руки, метясь в солнечное сплетение. Только вот не попал — Сергия уже не было на месте. А то, что его противник зашел ему за спину, Луций ощутил очень остро — костяшки Серегиевых пальцев вонзились ему в левый бок, «пробивая» почки. Задыхаясь от резкой боли, гладиатор развернулся для удара ногой, но мерзкий гастат-кентурион снова куда-то пропал, скрылся с глаз.
Крепкий локоть охватил шею Луция.
— Скажи «Сдаюсь!», — подсказал Сергий, — и я тебя отпущу.
— Лучше я расскажу Оролесу, — прохрипел Эльвий натужно, — о преторианцах и их кентурионе! То-то он с вами позабавится!
— Да ну? — холодно удивился Роксолан. — Ты думаешь, вашего царька меньше позабавит история о Сирме, которого вы с Публием прячете от него?
Змей поднатужился — и саданул локтем назад, задев Сергия вскользь, после чего выбросил кулак вверх.
Кулак, однако, попал в зацеп. Луций ощутил острую боль, весь мир перекосился, и грязный снег ударил в лицо. Гладиатор тут же вскочил — и получил в глаз. Миг спустя заработал в другой — для симметрии.