Дорога войны - Страница 86

По окончании сольного номера Сергий сказал:

— Эдик, у тебя тут поклонники появились.

Чанба подбоченился:

— А ты думал, я так просто пел? Не-е, я с умыслом!

— Пой, ласточка, пой…

Потянуло запахами — горящего кизяка, прогорклого масла, сырых кож и еще чего-то неприятно-кислого, неистребимым амбре запущенной общаги. Показались приземистые стены кошар, прорисовалась неровная линия глинобитных оград, увенчанных заостренными кольями. Кое-где на них красовались черепа, лошадиные и человечьи.

Первыми встречать «продотряд» выскочили громадные пастушьи псы, лохматые чудища, лающие хриплым басом. Они кидались к коням, пытаясь цапнуть за ноги, а те отбрыкивались. Всадники закричали на псов, вовсю работая плетками. Собаки отбежали, рыча и взлаивая.

Ворот у становища не было, как не было и общей стены, — это было хаотическое скопление нескольких лагерей, обнесенных оградами из кирпича-сырца. Кирпичи лепили из глины, в которую добавляли для крепости резаную солому и навоз.

Латрункулы проехали между двух стен влево, повернули направо, опять налево — и выехали из-за этих сырцовых кулис на захламленную площадь величиной с доброе футбольное поле. Площадь была как попало заставлена юртами и шатрами. «Свободным дакам» не из чего было строить избы, дерево в степи — великая редкость, и они приспособились — выкладывали невысокие стены из глины, а сверху натягивали кожаные шатры. Проще всего отличить жилище сармата от местожительства дака можно было по шестам — степняки поднимали на жердинах надувных драконов со свистульками, трепыхавшихся по ветру, или бунчуки с лошадиными хвостами, а даки задирали в небо волчьи морды с пучками выцветших ленточек.

Грязь между этими временными жилищами была непролазной, утоптанный снег давным-давно утратил первоначальный вид, окрасившись в коричневый и ядовито-желтый цвета. От кострищ тянулись угольно-черные тени, а вокруг больших плоских камней, блестящих жирной пленкой, была разбрызгана кровь. На одной из ноздреватых плит мужик в растерзанной дохе сек голову отчаянно блеющему ягненку — хряский удар топора обрубил истошное меканье, и парящая струя крови окатила камень.

Увидав «продотрядовцев», мужик разогнулся, вскидывая топор, и заорал, призывая ближних и дальних. Площадь пришла в движение — откидывались пологи, наружу лезли сотни чумазых, неряшливо одетых людей — даков и гетов, роксолан и язигов, аорсов и кельтов. Многоголосая толпа радостно завопила, загалдела, мигом заполняя массовкой все свободное пространство.

— Дорогу! — сердито кричал Луций. — Дорогу! Толпа неохотно расступалась, пропуская коней, и смыкалась за арьергардом.

— Похоже на лагерь беженцев, — морщась и оглядываясь, сказал Искандер.

— А это он и есть, — спокойно проговорил Сергий. «Продотряд» миновал еще пару стен, пока не выехал на сравнительно чистое место, застроенное огромными шатрами. Да и население здешнее выглядело куда презентабельнее, причем все до одного были в полном боевом.

— Элитная застройка, — сострил Эдик.

Латрункулы спешились, повели коней в поводу. Бородачи с копьями наперевес окружили преторианцев и подвели их к самому большому из шатров. Перед ним в настоящем кресле-биселле восседал крупный мужик в богатых одеждах.

Луций подошел к нему и сдержанно поклонился.

— Твой приказ исполнен, Оролес, — сказал он, — еды я взял много, должно хватить до ранней весны. А это, — он показал себе за спину, — римляне, которых я хочу убить на глазах у всех. Честно убить, в поединке.

— Они твои враги? — пробасил Оролес.

— Да, мой царь.

«Царь» встал и выпрямился. Подойдя поближе, он с интересом рассмотрел жертвы Луция.

— Приветствую тебя, Оролес, — хладнокровно сказал Сергий. — Не слушай этого дурачка. Его столько раз лупили по голове, что он давно потерял способность соображать. Мы все — римские гладиаторы. Служили Риму, а теперь хотим воевать под твоим началом.

— Вот как? — задрал бровь Оролес. — И девка — тоже гладиатор?

В толпе окружающих разнеслись смешки.

— Представь себе, — ответил Сергий, не моргнув глазом. — Или ты не слыхал о гладиатриссах?

— Слыхал, чего ж… Значит, ты не желаешь быть убитым в поединке с Луцием?

— Боюсь, — улыбнулся Лобанов, — умереть у меня не получится. Вот умертвить кого — это пожалуйста!

Оролес довольно захмыкал, переводя взгляд со спокойного лица Сергия на бледную перекошенную физиономию Луция Эльвия.

— Что ж, — величественно сказал Оролес, — раз мой сотник жаждет поединка, не буду ему отказывать!

Лицо гладиатора-сотника чуток разгладилось.

— Но, — поднял палец «великий царь даков», — биться будете не до смерти, а до первой крови! Не хмурься, Змей, у меня бойцов нехватка. Раз уж пришли и просятся под мою руку, должен я знать, кого беру! Ну, чего стоишь? Начинай!

Луций Эльвий отдал резкую команду, и толпа поспешно раздвинулась, освобождая квадрат утоптанного снега, кое-где отмеченный лошадиными «яблоками», раздавленными сапогами и копытами.

Преторианцы, повинуясь жесту сотника, отошли к шатру Оролеса.

— Начинаем! — выкрикнул усатый знаменосец «царя» и грохнул мечом о щит.

Луций приблизился вразвалочку к преторианцам и ткнул пальцем в Эдика.

— Ты будешь первым! Выбирай оружие!

Чанба ухмыльнулся и вышел в середину неровной квадратной «арены».

— Мой дед, — сказал он неторопливо, — был пастухом. Он пас овец в горах и хорошо умел пользоваться кнутом — бывало, хребет волку перешибал! Я тоже от него кой-чему научился. Тут пастухи есть?