Многие оживились. Вортрикс равнодушно отвернулся, а Оролес пожал плечами.
— И кого именно? — спросил он.
— Дикомеса! — быстро ответил Нептомар. Главарь успокоился, этого было не жалко — воин из Дикомеса хреновый, может, посланник выйдет что надо?
— Хорошо, — решил он. — Можешь начинать!
Нептомар шустро поднялся и поспешил к своему шатру. Оролес показал пальцами — ты и ты — и два дюжих кельта поволокли сомлевшего Дикомеса к жрецу — надо было при жизни посланника объяснить ему, чего просить у божества.
Двое служек-капнобатов развели костер. Когда он разгорелся, сам Нептомар швырнул в него охапку конопли. Все трое окунулись в удушливый, дурманящий дым, заходили хороводом вокруг огня, распевая молитвы и заговоры. Походка их стала шаткой, глаза заблестели. Еще одна охапка конопляных соцветий придала троице пылу и страсти.
— Даки шлют посланника на небеса-а! — прокричал Нептомар с завываниями, делая таинственные пассы руками и приплясывая. — Великие кабиры-ы! Встретьте Дикомеса и проводите его к самому Замолксису-у!
Двое капнобатов — «блуждающих в дыму» — забили в бубны, качаясь и выкрикивая непонятное.
Даки притихли, а Нептомар, сверкая очами, налитыми кровью и слезами, возговорил:
— Пусть выйдут трое великих воинов! — Направив указующий перст, он стал громко вызывать: — Сасиг! Зиракс! Фратанч!
Трое названных подхватили свои копья и подошли к Нептомару. Жрец усадил их в круг. Избранные уткнули свои копья древками в землю и сжали крепкими руками.
— Еще четверо! — кричал жрец. — Котисо! Даникс! Комозус! Дайзус!
Четверка знала, что делать, без напоминаний. Оставив оружие, они вразвалочку вошли в шатер жреца и вывели оттуда Дикомеса. На глазах у посланника была белая повязка, а с кривящихся губ текла слюна — видать, и ему досталась доза зелья.
— Замолксис! — возопил жрец, потрясая посохом. — Услышь слугу своего! Узри действо наше! Мы шлем гонца к тебе, за словом твоим и советом! Обрати милость свою, расслышь просьбу и дай ответ!
Капнобаты бешено забили в бубны, им вторили барабаны, обтянутые воловьей кожей. Затрубили гетские рога. Четверо ухватили Дикомеса за руки и ноги, раскачали как следует и высоко подбросили. Нелепо раскидывая конечности, Дикомес взлетел и упал на подставленные копья. Не сломалось ни одно, все три проткнули тело и вышли на пол-локтя из груди и живота посланника.
Нептомар просеменил к нему, оглядел и с торжеством воскликнул:
— Дикомес мертв! Посланник ушел к Замолксису!
Радостный рев поднялся на задворках старой крепости. Бог услыхал их! Великий Замолксис проведет их к золоту, они обогатятся и победят!
С уходом посланника «гвардейцы» повеселели — все как-то взбодрились, оживились, пошли разговоры. Загорелись костры, повара взялись варить кашу из пшена, а скоро и охотнички подоспели, приволокли трех оленей и пару кабанов. Свеженину мигом выпотрошили и насадили на вертела из жердей — смачный дух жарящегося мяса поплыл над крепостью.
И тут, в самый неподходящий момент, раздался крик дозорного:
— Римляне идут!
Расслабившиеся было латрункулы забегали, собирая оружие, спешно затягивая панцири и костеря проклятых «петухов» — поесть спокойно не дадут, гады!
Оролес бегом вынесся на крайний вал крепости, поросший деревцами и кустиками. Внизу, по ущелью двигались легионеры, наступая с севера. С юга шли галлы, держась за поводки громадных псов гельветской породы — с такими даже матерые волки старались не связываться. Псы не лаяли, но так и рвались вверх по откосу, царапая дерн толстыми лапами. Ошейники задавливали утробное рычание. Дорога к крепости зигзагом шла по откосу, удобная и гладкая, но в ряд по ней могли пройти только два бойца, третьему уже не было места.
Самозванный царь оглянулся.
— Бицилис! — рявкнул он. — Стрелков сюда! Живо! Вортрикс! Собрать все дротики! Агафирс! Подкатывайте камни, угостим «петухов»!
Лагерь зашевелился, готовясь к отражению атаки. «Не на тех напали!» — мрачно улыбнулся Оролес.
— Пиепор! — подозвал он. — Фратанч! Берите свои десятки — и за мной! Приветим римских собак и галльских псов!
Набив колчаны стрелами, два десятка гвардейцев спустились вниз по крутой тропке — до бревенчатого мостика, перекинутого через бурливый ручей. Падающая вода сильно размыла склон, проточив овраг и перерезав дорогу к крепости. Ручей намыл много черных камней-голышей, так и просящихся в кожаные ремни пращей, а толстые корявые корневища, торчащие из земли, служили кое-какой защитой. У самого ручья еще росли грабы и сосны, а вот дальше склон был чист, одна трава бурела.
Протрубила букцина, и римляне пошли на штурм. Прикрываясь щитами, они поднимались по дороге, отсвечивая на солнце начищенным металлом.
— Фратанч! Дайзус! — тихо скомандовал вожак. — Ползком до моста — и сбросьте бревна!
Названные, перекинув щиты на спину, поползли, изображая черепах. Всё учел Оролес, кроме изобретательности римлян. На противоположном склоне, таком крутом, что редкие деревья удерживались, изо всех сил цепляясь корнями за осыпавшуюся почву, появилось человек тридцать горных стрелков, обученных воевать на высоте, хоть на отвесной скалистой стене. Фратанч подцепил крайнее бревно мостика, приподнял его, вставая на карачки… и три стрелы, почти одновременно, воткнулись ему в бок. Вожак зарычал — стреляли чертовы эксплораторы.
— Убить! — рявкнул он.
Пиепор в гетском шлеме опустил длинный налобник, достающий до верхней губы, и вскинул лук. Натянуть тетиву он успел, а вот выстрел не удался — свинцовый шарик, запущенный с дороги балеарским пращником, перебил Пиепору плечо. Стрела полетела вдоль ущелья и затерялась в ветвях крученных ветром сосен.