Дорога войны - Страница 59

— Альфен, скажи, пусть заходят!

Первым на прием явился спекулятор — в службе наместника он был занят тем, что расследовал уголовные преступления в армии. Человек большой и неуклюжий, спекулятор неловко поклонился Марцию Турбону.

— Приветствую тебя, презид!

Наместник махнул ему рукой и, продолжая движение, указал на мраморную скамью неподалеку.

— Садись. И слушай. Тебе я доверяю секрет чрезвычайной важности.

Спекулятор подтянулся. Наместник кратко обрисовал ситуацию с подрывной работой и добавил:

— Будь поблизости. Квестионам необязательно знать все подробности, но пусть всё будет готово к допросу предателя.

— Будет исполнено в точности, презид. Спекулятор откланялся и удалился, тяжело ступая.

В дверях он разминулся с бенефикарием-прокуратором, командующим военной частью дорожной службы. В его распоряжении были и особо доверенные курьеры-страторы, и управители мансионов по всей Дакии.

Бенефикарию Марций Турбон поведал ту же некрасивую историю, что и спекулятору, а затем потребовал:

— Прикажи всем своим, чтобы гонцам из Понс-Ветуса, Биндесдавы… короче, отовсюду — ты понял? — немедленно предоставляли самых лучших лошадей и оказывали все знаки внимания.

— Я понял, презид.

— Расставишь своих людей по всем дорогам, что проходят через Сармизегетузу, — никто не должен скрыться незаметно!

— Все исполню в точности. Не волнуйся, презид, я в этом деле собачий язык съел!

Марций Турбон еще разок окунулся, а когда вынырнул, ему подал руку кентурион фрументариев, императорских тайных агентов, шнырявших повсюду, всё видевших и все слышавших.

— Хайре! — расплылся в улыбке кентурион — он был из эллинов.

— Хайре.

В третий раз повторив историю об изменнике, Марций Турбон сказал:

— А с тебя спрос будет особый. Преторианцы следили за всеми пятью, хотя это было твоей работой. Возьмешь каждого из пятерки под плотное наблюдение. Задача проста — надо узнать, через кого изменник передает секретные сведения Оролесу, кто ему платит, где эти гады встречаются. Выдели пять групп, пусть каждая займется своим подопечным. А как только я узнаю, на ком вина. Сверну в рутовый листик!

— Мы схватим его, презид, — успокоил наместника кентурион.

— И самого предателя, и всю шушеру — связных, наблюдателей, стражей! Понял?

— Приказ понял.

Презид отослал фрументария движением руки, прошлепал в парильню и разлегся на ложе, отогреваясь перед долгим холодным днем. Увы, гипокаустов на улицах Сармизегетузы не держали, там дули пронизывающие ветра, словно несущие из-за гор снежное дыхание Борея.

Марций Турбон вытер потное лицо и вздохнул. Начиналось самое тягостное — ожидание.

Час проходил за часом, слипаясь в день, сползая в ночь. Презид лег пораньше, но долго ворочался, прежде чем уснуть. И снова было утро, а когда негреющее солнце вышло в зенит, по личным покоям наместника разнесся звук торопливых шагов. Марций Турбон напрягся, когда увидел пропыленного вестника с красным лицом, обдутым холодным ветром, и с выправкой старого вояки.

— Марк Ульпий Дазий приветствует тебя! — хрипло сказал вестник и понизил голос: — Оролес напал на Бендисдаву, презид!

— Ага! — вскричал Марций, торжествуя. — Благодарю тебя за эту новость, Марк! Ступай, отдохни.

Схватив маленькую бронзовую булаву, презид заколотил в гонг. Сейчас всё начнется, предвкушал он. Арестуем гада Публия Апулея, и потянется ниточка. И оборвется!

Заслышав шаги за спиной, Марций Турбон начал разворачиваться в кресле, готовясь отдать приказ, как вдруг страшный удар столкнул его в глубокий колодец темноты и боли, боли и забытья.

2

Деньги у Луция никогда не держались долго — получая тысячи сестерциев, он их тут же тратил, спуская на пиры и друзей. Хотя по характеру был прижимист и неприхотлив. Поэтому вскоре легат и его ликторы переехали из «Серебряного денария» на дешевый постоялый двор на окраине. Очень дешевый — это были два бревенчатых барака, а внутри постояльцев ждали парусиновые перегородки да лежаки на двоих — и не девочка ложилась с тобою рядом, а небритый мужик-переселенец, порядком подзабывший, что такое термы. Такие бараки на вилле сенатора Элия Антония строили для рабов… По соседству со «спальными корпусами» стояла длинная конюшня. Видно было, что ее строили еще в те времена, когда в окрестных лесах полно было незамиренных даков, и нападения случались едва ли не ежедневно, — стены конюшни были сложены из камня, сверху их перекрывали расколотые пополам бревна. Окошек не было, одни бойницы, а дверь сделали из толстых досок и укрепили с обеих сторон прибитыми крест-накрест брусьями. Крепость! И, судя по засевшим в стенах ржавым наконечникам стрел, крепость эту не раз пытались взять штурмом.

Оглядев крепко сбитые стойла, Гай протер своего коня пуком соломы и высыпал в кормушку с половину ведра овса. Сменил воду в поилке.

Внезапно света стало меньше — кто-то загородил открытую дверь, став на пороге. У Гая сжалось сердце. Так и есть — свет застил Бласий Созомен, наглый и подлый римлянин-полукровка. Видимо, в роду у него были мавры или нумидийцы, отсюда смуглинка в лице и широкий, приплюснутый нос. Рыжие космы, обрамлявшие это малосимпатичное лицо, гляделись дико — глаза ждали черных курчавых волос. Луция Бласий слушался, а вот легата за человека не считал, постоянно делал пакости, цеплялся по поводу и без. «А что ты мне сделаешь? — ухмылялся Бласий. — Папочке пожалуешься? Давай-давай. Скажи папуле, что плохой дядя отшлепал тебя по розовой попке! Гы-гы!»