Дорога войны - Страница 36

— Я не понимаю… — затянул он.

— Мне наплевать, что тебе непонятно, — медленно проговорил Сергий. — Лучше объясни, что ты делал на крыше дома Марция Турбона?

— Вернее, зачем ты это делал! — уточнил Искандер.

— И для кого! — значительно добавил Эдик. Луций неестественно рассмеялся — и оборвал смех.

Глаза его стали настороженными.

— Не для него ли? — прогудел Гефестай, пальцем показывая на легата.

Гай побледнел и поднял руку, словно прикрываясь.

— Я же не знал, что там будете вы, — попытался Луций оправдаться. — Меня отец Гая послал, он мой патрон! Я и пошел.

— Чтобы подслушивать, — понятливо кивнул Эдик.

— Да, я подслушивал! — раздраженно признался Луций. — И знаю о золоте Децебала! Но теперь-то все изменилось, мы друзья, и…

— И что? — холодно спросил Сергий. — Честно поделим золотишко?

— По-братски! — фыркнул Чанба. Лицо Луция исказилось.

— Ты не друг никому из нас, — по-прежнему холодно сказал Лобанов, — ты хорошо сыграл друга.

— А мы тебе верили, — выцедил Чанба. — Поганка ты, Луций!

Гнев Эльвия нарастал. Презрительные ухмылки преторианцев действовали ему на нервы, а огонечки в глазах абхаза будили ярость.

— Когда-нибудь, Эдуардус, — сказал он, чувствуя, что злоба перевешивает здравый смысл, — я стащу тебя с коня и отлуплю!

— Рискни! — ухмыльнулся Чанба.

Сергий улыбнулся и глянул на Луция в упор:

— Хочешь попытать счастья сейчас, трепло?

Тот ничего не ответил — повернулся и зашагал прочь, дергая коня за повод. Бедное животное задирало голову и торопливо переступало копытами. Вдруг Луций резко остановился, обернулся и посмотрел на Лобанова холодными, не затуманенными недавней вспышкой гнева глазами.

— Придет время, кентурион-гастат, и я это сделаю. И сделаю хорошо, обещаю!

Сергий смотрел ему вслед. Немногие откажутся от прямого вызова, тем более — не такой человек, как Луций Эльвий. Никому из собравшихся не пришла в голову мысль, что Луций увильнул от драки. Он просто не был к ней готов.

— Гай, — повернулся Лобанов в седле, — лучше всего будет, если ты вернешься в Рим.

— К папочке! — вставил Эдик.

— …и оставишь недетскую идею ухитить те три воза, — договорил Роксолан. — Ты меня понял?

Гай молча смотрел на Сергия. Лобанов его раздражал, однако у легата появилось чувство, что для кентуриона-гастата это старая, знакомая игра. Что все ходы в этой игре и действующие лица ему давно известны, а вот сам он играет в нее впервые.

— Ладно, — сказал он наконец, — я тебя понял. Но те три воза все равно будут моими. — Гай вздернул голову и добавил в запале: — Даже через твой труп!

Легат начал было разворачивать коня, но голос Сергия заставил его замереть:

— Гай!

— Что?

— А как насчет твоего трупа?

Гай, не отвечая, глядел на Сергия, и вдруг внутри него возникло осознание того, что его тоже могут убить. Эта мысль никогда не приходила ему в голову, так она была нелепа и абсурдна, и всё же. Гай не выдержал темп спокойного ухода. Он послал коня вперед, больно пришпоривая.

Лобанов проводил его взглядом и коротко скомандовал:

— К каравану!

Всю ночь у стен Сармизегетузы собирались переселенцы, самые рисковые, которые отправлялись в Дакию осенью. Кого здесь только не было! Иллирийцев с фракийцами было больше всего, но и галлы попадались, эллины, гельветы, даже иберийцы с сирийцами. В Сармизегетузе они сходились, сбивали караваны фургонов, приводили в порядок снаряжение и готовились к предстоящему путешествию — на плодородные земли в долинах Марисуса, Кризии, Тибискуса, с которых римляне согнали даков. Переселенцев ждали непуганые волки и отравленные стрелы, снега и холода, но тяга к земле — своей земле! — была сильнее.

Сергий выехал из городских ворот и натянул поводья. Вокруг, на невысоких холмах разместились стоянки и горели лагерные костры — сотни дымов поднимались столбами и переплетались, сливаясь в сизое облако.

Потрепав по шее саурана, Лобанов шевельнул пятками. Животине хватило этого посыла, чтобы тронуться с места и спуститься с холма. Чуть позже Сергий подъехал к кузнице Фунисулана. В Сармизегетузе имелись и другие кузни, но эта была самая большая, самая бойкая, она служила неким центром масс, точкой притяжения для путников, собравшихся в долину Марисуса.

Дюжина наковален звенела под ударами молотов, светились раскаленные поковки, красные отблески огня ложились на черные от сажи лица и тела рабов-молотобойцев. Здесь работали одновременно два десятка кузнецов: ковали подковы, приколачивали их к копытам лошадей, изготовляли скрепы для фургонов, делали ножи и мечи.

Мимо Сергия проехал очередной фургон-карруха. Женщина на сиденье держала на руках плачущего ребенка, рядом с фургоном шел мужчина с палкой в руках и погонял волов. Те, правда, не слишком-то и пошевеливались, брели себе, лениво и не торопясь.

Неожиданно чья-то рука легла на гриву Сергиева коня.

— Караван собран. Людям не терпится в путь.

Это был Искандер.

— Не будем обманывать их ожиданий, — улыбнулся Роксолан.

— Тогда выступаем! Наши собрались под Западным бастионом.

— Понял.

Лобанов направил коня к наклонным зубчатым стенам бастиона. Он видел, как загружают фургоны и отгоняют подальше от города. Куда ни глянь, повсюду кипела работа — и повсюду шли разговоры. Никогда в жизни не слышал Сергий, чтобы столько людей одновременно разговаривали об одном и том же, одними и теми же словами.