Дорога войны - Страница 33

— Ты — грязный варвар! — с удовольствием сказал легионер с белым гребнем на шлеме, тыча Лобанову в грудь корявым пальцем.

— Да, — мягко ответил Сергий, — я варвар. Дай пройти.

— Стоять, я сказал.

Роксолан глянул на удалявшуюся спину объекта наблюдения и отчаянно гримасничавшего Эдика. Легионер потыкал в Сергия пальцем и добавил:

— А еще ты вонючка дакийская!

Двое его собутыльников радостно заржали.

— Ты на себя сначала посмотри, — проговорил Лобанов. — Полный панцирь дерьма, а туда же.

Он ударил легионера по горлу костяшками пальцев правой руки, врезал левой под нос — слезы и кровь брызнули одновременно — и основанием правой ладони двинул в подбородок, отшвыривая служивого на приятеля. Упали оба. Третьему Сергий выкрутил руку и уложил рядом с товарищами.

— Серый! — донесся отчаянный крик Эдика.

— Бегу!

Они побежали, завернули за угол, где скрылись корникулярий с кентурионом, но улица, тянувшаяся перед ними, была пуста. Только раб с метлой бродил по тротуару, делая вид, что наводит чистоту и порядок.

— Упустили! — процедил Роксолан. Подбежав к метельщику, он спросил:

— Тут корникулярий с кентурионом не проходили? Бородатый раб мрачно поглядел на него и буркнул:

— Ну проходили…

— Куда?

Метельщик показал на широкий проулок, ведущий к роще.

— Туда, к храму Замолксиса… — пробурчал он — и отвернулся, снова принимаясь ширкать метлой.

— За мной! — бросил Сергий, бросаясь в проулок.

Сармизегетуза уже ничем особенным не отличалась от провинциальных городков империи — те же мощеные улицы, те же дома. И, что интересно, по этим улицам ходили в основном даки, но понять, из рода патакензиев они или из рода альбакензиев, было трудно — лица бритые, волосы коротко острижены на римский манер. Да и одевались даки в туники и тоги. Правда, осень вносила свои коррективы — почти все были в укороченных штанах. Но привычка ходить голоногими очень быстро пропадала и у чистокровных римлян — зимой в Дакии холодно. Морозов сильных практически не бывает, но снегу навалит по колено, а то и по пояс. Поэтому легионеры первыми освоили туземные моды — кому охота мерзнуть!

Храм Замолксиса прятался посреди священной рощи, а роща произрастала за высокой колючей изгородью. Храм был круглый, с полсотни шагов в поперечнике. Внешний круг выложили из каменных блоков, а внутрь храма вели широкие ворота из дубовых плах, обитых бронзовыми листами с золотыми и серебряными накладками, изображавшими луну, солнце, звезды, всяческих тварей.

Замолксис был самым обычным даком. Он жил лет за пятьсот до описываемых событий, много путешествовал, говорят, и в Индии побывал, и у пифагорейцев мудрости нахватался. Проповедовал в Дакии, убеждая в своей близости к кабирам-небожителям, но, видать, не больно-то его слушали. И тогда Замолксис спустился в андреон, подземное святилище, и спрятался там на четыре года. Все сочли его умершим, а Замолксис возьми да и выйди! Дескать, воскрес я, чего и вам желаю! Тут уж даки не остались равнодушными — к бессмертию все охоту имеют. Так и превратился Замолксис в божество.

Преторианцы прошагали по тропинке, обложенной глыбками гранита. Остановившись у входа в храм, осененного орешником, деревом, наделенным мудростью (по крайней мере, так считали даки), Сергий велел Эдику:

— Побудь здесь. Нечего толпою шляться по культовому зданию.

— Слушаюсь, босс!

Лобанов отворил толстую дверь храма и перешагнул порог. Налево и направо уходил кольцевой коридор, освещенный двумя цепочками факелов. И открывался средний концентрический круг — из десятков деревянных колонн высотой в восемь локтей. Откуда-то донеслось гнусавое пение, а потом из полутьмы, подсвеченной факелами, вышел жрец — весь в белом и длинном, со здоровенной золотой пекторалью на всю грудь, в золотом обруче на седых волосах. Жрец важно ступал, опираясь на посох с вырезанным на верхушке скачущим кабиром.

Лобанов подошел к жрецу и коротко спросил:

— Корникулярий? — и рукою изобразил рог. Священник замаслился елейною улыбкой.

— Куларий, куларий! — закивал он и вытянул руку, приглашая дорогого гостя.

Жрец провел Сергия за колонны, и тот попал во внутренний круг — выпуклая каменная стена замыкала в себе андреон, куда вели крепкие двери. Слуга бога поднял посох и стукнул в створку три раза, потом еще дважды. Опустил посох и стал ждать. Вскоре за дверью загремели барабаны, и жрец толкнул дверь. Та открылась, выпуская клубы дыма. Служитель Замолксиса поклонился и вытянул руку — добро пожаловать!

Лобанов вошел. В андреоне было достаточно светло — солнце проникало через крышу, собранную из резных балок. У стены торчали древние статуи, изображающие улыбчивых юношей, — явно эллинская работа, — а посередине возвышался массивный каменный алтарь. Четыре костра горели вокруг него, несколько жрецов, закутанных в саваны, кружили вокруг костров, напоминая привидения, пели и раздували огонь веерами. Дым был везде, густой и маслянистый. Глаз он не ел, но голова кружилась, по жилам разливались слабость и истома. «Что в тех кострах сгорает? — подумал Сергий, падая на колени. — Дурман какой-то…» Грязный пол понесся ему навстречу, и Лобанов чудом извернулся, упав не лицом, а на левое плечо. Весь ужас был в том, что он продолжал всё видеть, слышать, понимать, хотя и с трудом, однако ни одна мышца более не повиновалась ему. Язык был как чужой, и даже глаза не ворочались в глазницах — смотрели туда, куда была повернута голова.