Дорога войны - Страница 19


К оглавлению

19

Сынка сопровождали четыре ликтора, кое-как удерживавшие на плечах свои фасции — тонкие пучки вязовых прутьев, перевязанные красными ремнями. К сим представительским вязанкам были приткнуты топорики.

— Кого это принесло? — полюбопытствовал Гефестай.

— Знаешь, — улыбнулся Роксолан, — мне без разницы.

Он немного лукавил — проезжая пятерка его заинтересовала. К одному из ликторов, сопровождавших капризного парня, Лобанов присмотрелся внимательней. Знакомое лицо… Как у того гладиатора в Большом Цирке. Или это он и есть? Похоже, что так! Патриции частенько нанимали гладиаторов для темных дел или для охраны. Как звали того димахера? Луций Эльвий «Змей» — так, вроде, было написано на флажке-программке. Этот тип опасен. От него исходит ощущение силы, а взгляд — твердый и спокойный, почти равнодушный. Казалось, ничто не волнует этого человека — страхи не холодят кровь, радости не горячат. Воистину, Змей.

Парень в пурпурной лацине неуклюже спрыгнул с коня и вразвалочку направился к статионарию. Тот уже выкатился во двор, не зная, как кланяться — низко или еще ниже, с прогибом спины?

— Почтенный, — обратился к нему вьюнош, манерно закидывая полу плаща на плечо, — организуй-ка мне комнату на ночь!

Управитель замялся.

— Могу предложить общую комнату на десятерых, — пролепетал он и указал обеими руками на Сергия: — Вот они забрали помещение для почетных гостей!

Парень в лацине изогнул бровь и повернулся к Роксолану. Лобанов облокотился о перила веранды. Эдик и Гефестай прислонились к столбам навеса, с интересом следя за переговорами.

— Я легат и послан в Дакию, — надменно выговорил добрый молодец в пурпуре, — но не тороплю тебя. Освободишь комнату к вечеру.

— Как тебя зовут, легат? — осведомился Сергий. Легат удивился, но ответил, гордо задирая подбородок:

— Гай Антоний Скавр! — и добавил обычным голосом: — Время у тебя еще есть. Съедешь в общую, пока я буду обедать.

— Обойдешься, Гай, — спокойно сказал Лобанов. Тот сперва не понял, а когда до него дошло, пожал плечами в полнейшем недоумении.

— Я — Гай Антоний, — снисходительно повторил он, — сын сенатора Элия Антония Этерналиса!

— А мне наплевать, кто ты, — по-прежнему спокойно проговорил Роксолан. — Я приехал первым — и снял комнату. Не хочешь ночевать в общей, ступай на конюшню.

— Что-о?! — вылупился Гай.

— Что слышал, — лениво проговорил Сергий и направился в харчевню. — Пошли, Гефестай, подкрепимся.

На пороге харчевни Лобанова догнал Луций Эльвий и сказал просительно:

— Не обижайся на сопляка! Гай молод и глуп, мнит себя большим человеком и настоящим мужчиной, но в теле этого льва проживает трусливый суслик. Вот отец его — тот да, тот величина известная! — Он добавил доверительно: — Сенатор послал меня в Дакию, уладить кой-какие семейные дела, и навязал на мою голову Гая. Да еще дал любимому сыночку полномочия легата. Нашел кому.

— Да я не обижаюсь, — улыбнулся Сергий.

Из-за спины Луция вышел Эдик и поинтересовался:

— А это, случайно, не ты в Большом Цирке бился? Димахером?

— Запомнили? — весело ухмыльнулся гладиатор. — Я вас тоже узнал!

— Тогда и ты на нас не держи обид, — сказал Лобанов, — особенно на Эдикуса. Он у нас язва известная.

— Да чего там! — отмахнулся ликтор. — Я уже привык. Как попал в ауктораты, так всё — считай, на самое дно угодил. И чего я только не наслушался, Юпитер Всеблагой.

— Мы тоже из гладиаторов вышли, — сказал Чанба великодушно, будто его самого просили не держать обид, — понимаем, что почем.

— Плавали — знаем! — подтвердил Гефестай.

— Да?! — радостно удивился Луций. — Надо же!

— Хозяин! — взревел сын Ярная. — Мяса! Хлеба! Вина!

— Сейчас! — засуетился управитель. — Мигом!

— Присоединяйся, Луций! — сделал широкий жест Эдик. Примерившись на глазок, Чанба обнаружил, что гладиатор-аукторат одного с ним роста, — и мигом проникся к Луцию симпатией.

Преторианцы расселись за длинным столом, с ними сел и Змей. У другой стены расположились ликторы во главе с Гаем Антонием. Легат имел надутый вид.

Роксолан, сложив гигантский бутерброд из ломтя хлеба и пласта ветчины, откусил изрядно и проговорил с набитым ртом:

— А Гай, он что, в самом деле легат?

— Да какое там! — пренебрежительно отмахнулся Луций. — Папаша постарался, оформил сыночку «вольное посольство». Короче говоря, Гай будет пить-гулять и за молоденькими дакийками волочиться, а я буду бегать по делам! А что делать? Сенатор — мой патрон, как он скажет, так и будет. Куда я без него? Если не приду к папаше Гая с утра, не поклонюсь — останусь без завтрака! А потом весь день на ногах — сенатора-то октофоры несут, а ты перед носилками бегай, толпу расталкивай. Бежишь и гадаешь: угодил ли патрону? Сунет ли он тебе медь или, там, бронзу? Даст ли похлебки с лепешкой?

— Да, — хмыкнул Сергий, — тебе не позавидуешь. Змей уныло покивал головой.

— А на арене что? — спросил Гефестай участливо. — Мало платят?

— Когда как. Бывает, что денарии перепадают, и даже ауреусы. В том году я дважды бился в Септе, так за каждое выступление по пятнадцати тысяч сестерциев слупил. А толку? За квартиру отдай, долги покрой, оружейнику заплати, ланисте сунь, чтобы хороший жребий выпал… И всё! Хорошо еще, если на баню квадрант заваляется, а то, бывало, неделю немытым ходишь.

— А за работенку ликтором тебе перепало от сенатора? — задал вопрос Эдик.

— Надеюсь, что перепадет, — вздохнул Луций. — Мне, знаешь, лишний сестерций — не помеха!

19